Киана: Я вообще хотела подать заявку Валентин/Айрис, первая брачная ночь, но постеснялась.
Я: *лежит в обмороке* Ах, какая заявка-а-а-а!!!
Я: *лежит в обмороке* Ах, какая заявка-а-а-а!!!
Название: «Ночь в лиловом»
Автор: Сола
Фэндом: «Отблески Этерны»
Категория: гет
Жанр: PWP, что уж
Пейринг: Валентин/Айрис
Рейтинг: R
Размер: мини
Статус: закончен
Саммари: в названии всё сказано))
Дисклеймер: За персонажей спасибо Вере Викторовне, за идею и название — Киане.
Примечание: Написано в подарок вдохновившей меня Киане. Спасибо за чудное накурение, милая! :)
читать дальше
Спальня новой герцогини Придд утопает в цветах — белых, розовых, лиловых, алых. Свечи заливают комнату тёплым сиянием, в их свете мягко поблёскивают тёмная гладь зеркала и серебряный обручальный браслет, несколько часов назад сомкнувшийся на запястье. Айрис улыбается своему отражению, а камеристка осторожно, бережно освобождает её волосы от изрядно надоевших шпилек. За тяжёлыми лиловыми портьерами дышит весной ночь… И скоро, уже совсем скоро придёт Валентин.
Свадебное платье, белое с пунцовым, давно лежит в соседнем кресле. В спальне тепло, даже жарко, наверное, — по стенам пляшут багровые отблески полыхающего камина, но Айрис в одной нижней рубашке отчего-то зябко. Не оттого ли, что впереди — брачная ночь? Айрис раздражённо передёргивает плечами — вот ещё, чушь какая! Она не матушка, закоченевшая в своей добродетели, она не станет шарахаться от плотской любви, не станет ждать супруга лишь в определённые ночи, а пуще всего не станет кутаться в кошмарные закрытые балахоны, как то предписывали традиции рода Повелителей Скал. Не потому ли предки поколениями прятались за добродетель, что совсем не знали любви?
Айрис вспоминает серые, как надорские утёсы, глаза Валентина — и не может, да и не хочет, удержаться от ещё одной счастливой улыбки. Пальцы словно сами по себе тянутся к обручальному браслету — прикоснуться, увериться, что всё происходящее не сон и не ночная фантазия.
Камеристка заканчивает возиться с её волосами, в последний раз проводит по ним инкрустированным аметистами гребнем, говорит что-то — Айрис не слышит, что именно, а переспросить не приходит в голову, — приседает в реверансе и уходит, прикрыв тяжёлую дубовую дверь. Теперь, когда она одна, справляться с нелепым волнением куда труднее. Айрис встаёт из-за зеркала, подходит к окну — потом к двери — и снова к окну. Ноги утопают в невозможно мягком ковре, таких даже во дворце Воронов нет… А впрочем, откуда ей знать, насколько мягки ковры во дворце Воронов? По дому Алвы она босиком не ходила.
Глупо так шагать из угла в угол, но присесть или хотя бы остановиться не получается. Глухо потрескивают дрова в камине, откуда-то всё ещё доносится музыка… Да когда же наконец придёт Валентин, где его кошки носят?!
Айрис ждёт, невыносимо долго ждёт скрипа двери — и всё равно пропускает то мгновение, когда оказывается, что в спальне она уже не одна.
— Добрый вечер, сударыня. Надеюсь, я не заставил вас ждать слишком долго?
Они с Валентином давно на «ты», с самой помолвки или даже раньше, но порой Айрис слышит от него церемонное «вы» — почти всегда в шутку, если они наедине, и эту игру она охотно поддерживает. Очень недолго, правда.
— Ну что вы, сударь. Вас я готова ждать сколько угодно.
Они стоят друг напротив друга в затопленном золотым свечением полумраке спальни — он в роскошном парадном мундире, она всего-навсего в нижней рубашке, и осознание этого простого обстоятельства волнует и тревожит, заставляет щёки залиться краской. Глупо, наверное…
Валентин уже не улыбается, смотрит странно тяжёлым взглядом, а потом подходит к ней близко-близко, нежно прикасается к ладони, подносит к губам пальцы. Они целовались раньше, и не раз, — но сейчас даже обыкновенный поцелуй руки кажется чем-то ужасно будоражащим и непристойным. И вот это уже действительно глупо — они ведь супруги…
К кошкам смущение и стыдливость! Айрис шало улыбается, закусывает губу на мгновение — и сама тянется за поцелуем.
Объятие, в которое её тут же заключают, оказывается неожиданно крепким — даже, пожалуй, несколько чересчур крепким. Бархат парадного мундира щекочет обнажённые руки и ключицы, пальцы Валентина стискивают её плечи, а затем вплетаются в волосы. Его губы тёплые и пахнут вином, язык врывается в её рот — это тоже не впервые, но прежде было иначе… Спокойнее, нежнее, целомудреннее?
Айрис хочет стащить с него этот треклятый мундир, и рубашку тоже, дотронуться до него нагого, а объятие слишком тесное, рукам никак не добраться до застёжек, но и от его губ оторваться невозможно — сейчас невозможно! Валентин отстраняется сам, но не прикасается к своей одежде — о нет, он спускает с плеча её рубашку, и только теперь Айрис замечает, какие у него холодные пальцы. Она их согреет, согреет непременно!
Тонкий шёлк серебристой лужицей соскальзывает на пол, и Валентин подхватывает Айрис на руки. Зарывается лицом в её волосы, жарко дышит в шею, и Айрис судорожно вцепляется в его плечи. Он несёт её, крепко прижимая к себе, потом бережно укладывает на постель, мягкую и прохладную, и только тогда начинает раздеваться сам. Айрис так хочется ему помочь — но она лежит в каком-то странном оцепенении, глядя, как падают на пол перевязь, колет, рубашка… Валентин садится на кровать, стаскивая сапоги, и Айрис отмирает, становится на колени за его спиной, прикасается губами к его шее, водит руками по плечам, бокам, животу… ох. Валентин хрипло вздыхает, но Айрис не до смущения, ей вообще ни до чего дела нет, кроме человека, которого она ни за какие сокровища Багряных земель не согласилась бы выпустить сейчас из объятий.
Валентин неловко приподнимается, стягивая штаны вместе с подштанниками, и резко оборачивается к Айрис. Мягкая постель оказывается коварной, и они почти падают — или, вернее, он почти падает на неё. Сдвоенный вздох, едва ли не стон, едва ли не в губы друг другу, Айрис притискивает его к себе — или он её?.. Он целует — долго, болезненно — её шею, завтра не помогут никакие кружева и воротники… Ну и к Леворукому!
Сбитое дыхание, вздохи, стоны, звуки поцелуев, серые глаза так невероятно близко… Они не погасили свечи, не затушили камин — сначала не успели, а потом забыли, и это хорошо, потому что Айрис может разглядеть Валентина: белую кожу, будто бы золотистую сейчас, сильные руки и плечи, неожиданно хрупкие ключицы, тёмные, напряжённые кружки сосков… Внезапно он отрывается от её губ и припадает к груди — язык нахально ласкает один сосок, а второй накрывают чуткие, нежные, уже совсем не холодные пальцы. Айрис стонет, почти всхлипывает, выгибается навстречу бесстыдным прикосновениям, приподнимает бёдра, чувствует кожей что-то горячее и инстинктивно разводит колени.
Валентин отпускает её грудь — какой у него сейчас неспокойный взгляд! — и тянется рукой ниже. Смотрит на неё, и целует, и даже, кажется, шепчет что-то, но Айрис не слышит, не понимает ни единого слова. Скользкое, нетерпеливое прикосновение там, внизу, — колени теперь хочется стиснуть, но она сдерживается, улыбается Валентину, дотягивается до его губ, глядит доверчиво. Пускай…
Книги и сплетни не врали, это и в самом деле больно, но боль можно и перетерпеть, а Валентин входит медленно, осторожно, давая привыкнуть к себе. Хочется отодвинуться, отползти назад, но Айрис замирает в нежном, крепком кольце рук, только сильнее стискивает плечи Валентина. Его глаза полуприкрыты, он дышит шумно и рвано, на лбу блестит испарина. Пусть ему будет хорошо, боль — пустяки…
Она закрывает глаза, подаётся навстречу — и едва не сходит с ума, слыша его низкий, почти мучительный стон. Он движется сначала медленно, потом всё быстрее, а затем вдруг отстраняется. Айрис недоумённо открывает глаза — а он садится между её коленями, кладёт её ногу себе на плечо, целует щиколотку, входит снова, и это уже почти не больно, это хорошо, невыносимо хорошо, и он ласкает, ласкает её пальцами, заставляя чуть ли не плакать от наслаждения…
Она не выдерживает первой — изгибается, царапает простыни, бьётся в сладкой, жаркой судороге, и едва дрожь стихает — его пальцы впиваются в её бёдра, кажется, останутся синяки, он запрокидывает голову, почти рычит, и она чувствует внутри себя его семя.
…Они лежат рядом, обнявшись, дыхание постепенно выравнивается, остывает пот на коже. Айрис прижимается к Валентину, будто хочет впитать в себя тепло его тела, а он гладит её по волосам, невесомо целует в лоб, словно благодаря. Они молчат — до сих пор молчат, да и зачем слова, если они и без них так хорошо понимают и чувствуют друг друга?..
Оплывают свечи, дотлевают дрова в камине, серебряный браслет обвивает руку, напоминая о счастье. Сон подкрадывается к ним, уставшим, медленно, но неотвратимо. Сквозь лиловые портьеры в комнату врывается утро.