Автор сердечно благодарит прекрасных эрэа Соню, Тасю и Еву за любезно предоставленные ноутбуки.
Название: «Изгиб гитары жёлтой…»
Автор: Сола
Фэндом: «Отблески Этерны»
Категория: гет
Жанр: наисопливейший романс
Пейринг: Рокэ/Елена
Рейтинг: R
Размер: мини
Статус: закончен
Саммари: Герцог Алва впервые за долгое время берёт в руки гитару — чтобы спеть для герцогини Алва.
Дисклеймер: За персонажей спасибо Вере Викторовне, за вдохновение и гитарную тему — Норе.
Примечание: Нора, я не знаю, насколько оно получилось увязанным с твоим фиком и получилось ли вообще. От меня, как водится, не зависело ни-че-го.
Предупреждение: Строго говоря, это снова PWP. Причём
читать дальше
В камине пляшет огонь — и плясать он будет ещё долго, до самого утра. В окно бьётся ночь, холодная, беззвёздная, — полнолуние и середина зимы. Рокэ лежит на львиных шкурах — Елена сидит в кресле, глядя на мужа из-под полуопущенных ресниц. Сколько таких ночей было, сколько ещё будет: уставший регент, часами не произносящий ни слова, и его жена, которой нестерпимо хочется говорить, говорить, говорить. О чём угодно: о статьях очередного Золотого Договора, о поверьях морисских — только бы слышать его голос, только бы смотреть ему в глаза.
Излом ушёл, дурные воспоминания бледнеют и расплываются, как чернила на мокрой бумаге. Регент Алва теперь почти такой же, каким был прежде, до предпоследнего лета Скал. Вот только… В углу кабинета ждёт своего часа гитара, ждёт, но дождётся ли? Рокэ больше не играет. Елене ужасно обидно — ведь тогда, в Урготелле, она так и не успела услышать его пение.
Ей давно — вот уже несколько месяцев! — хочется, чтобы он взял гитару в руки, но попросить об этом Елена прежде не осмеливалась. А сегодня словно подталкивает что-то, придаёт решимости, кружит голову хмелём предвкушения. В конце концов, если Рокэ не захочет — что ему стоит сказать «нет»?..
Чёрные волосы, рассыпавшиеся по чёрной же шкуре, бледное, залитое алыми отсветами лицо, заведённая за голову тонкая рука, спокойное, едва слышное дыхание… Елене немного совестно тревожить Рокэ, но — мечтается слишком, слишком давно.
Она тихо поднимается из кресла, подходит к камину, опускается на колени, осторожно прикасается к чёрным волосам, едва удерживаясь от того, чтобы склониться к лицу Рокэ и поцеловать плотно сомкнутые губы. Еле заметная дрожь ресниц, чуть слышный вздох — и Елена предсказуемо тонет в невозможной синеве его глаз. Рокэ лукаво улыбается, ловит её ладонь, прижимает к груди, и Елена выдыхает взволнованно, почти испуганно:
— Спой мне, пожалуйста.
Рокэ приподнимает бровь, хмыкает удивлённо, но в синих глазах светится веселье. Неужели он согласится?
— Как скажет эрэа, — быстро целует её пальцы, выпускает ладонь из собственных рук, вскакивает легко и гибко. Елена садится обратно в кресло, глядя, как Рокэ прикасается к гитаре — настолько ласково и нежно, что впору взревновать. Человек и инструмент словно приветствуют друг друга после долгой разлуки — и, Леворукий свидетель, как же они рады встрече!
Струнный звон тонким стилетом рассекает тишину, и Елена невольно вздрагивает. Рокэ смотрит пристально, его пальцы скользят по гитаре будто бы бездумно, но гармония звуков поразительна. Елена знает толк в музыке, но подобную красоту она слышит, пожалуй, впервые. Струны то ли рыдают, то ли смеются — стонут и словно умоляют о чём-то, подчиняясь сильным пальцам. Гитарный перебор несётся, несётся вперёд, взмывает ввысь и, кажется, вот-вот достигнет звёзд. Под него хочется изгибаться в сумасшедшей пляске — кружиться, смеяться, выкрикивать что-то безумное и счастливое в высокое небо.
А потом в мелодию вплетается голос Рокэ — как белый платок золотой нитью вышили. Нежный, глубокий, изумительной чистоты баритон — он зовёт за собой и к себе, обволакивает, словно принимает в объятия. Елена прикрывает глаза и судорожно вцепляется в подлокотники кресла — так, что пальцам становится почти больно. Песня — в рваном, захлёбывающемся самим собой ритме — оживает, ласкает невыносимо чувственно, голос Рокэ теперь хриплый — или ей только кажется?.. Нет, не кажется — иначе отчего тело сотрясает мелкой дрожью, дыхание прерывистое и слишком частое, а ворот платья вдруг становится таким тесным? Даже скрипки, её любимые скрипки никогда не действовали на неё так — почему? Скрипка высекает музыку, проводя смычком по обнажённым нервам того, кто имеет — смелость или наглость? счастье или несчастье? — её слушать. Гитаре же смычок без надобности — она обходится без посредников, околдовывая душу, превращая её в ещё одну свою струну. Иначе ей никогда не запеть в полную силу…
Стоны струн переплетаются со странной, неожиданной мольбой в хриплом голосе. Скрипки маэстро Гроссфихтенбаума пели о вечности — гитара Рокэ поёт о любви…
Елене безумно хочется увидеть его сейчас, слившегося с музыкой и потому беззащитного, — она открывает глаза… и забывает, как дышать. Играющий на гитаре мужчина — зрелище почти непристойное. Нечеловеческая синева глаз — острая и ослепительная, пронзающая сердце вернее кинжала. Распахнутая на груди рубашка — взгляд поневоле скользит вниз, сильные руки прижимают к себе гитару — как любовницу, желанную и страстную. Тонкие пальцы ласкают изнемогающие от наслаждения струны — и Елена всей кожей ощущает эти прикосновения, будто это она, а не гитара, лежит в руках Рокэ, будто это её мучительно нежно доводят до исступления — и она послушно звенит, рыдает, поёт под чуткими ладонями.
Глаза в глаза, синий взгляд держит цепко, не желая отпускать, — ласточка замирает, ворон усмехается криво, довольно. Последнее, многообещающее крещендо — отчаянным рывком по струнам, как он не изрезал пальцы? — и гитара смолкает, утомлённая, на излёте бешеного ритма. А синие глаза всё так же светятся неистовым, упоительным безумием.
— Иди сюда, — шёпот на грани слышимости; если б не едва заметное шевеление губ, Елена решила бы, что ей почудилось. И она идёт — как зачарованная, садится рядом, зачем-то трогает молчащие струны. Они словно впитали тепло его рук…
Тонкий металл выскальзывает из-под ладоней — Рокэ откладывает гитару. А потом подаётся вперёд, целует глубоко, властно — дыхание перехватывает, глаза закрываются сами собой, руки тянутся навстречу — стиснуть в объятиях, прижать к себе крепко, до боли, почувствовать жар его тела, его желание и нетерпение… Одежда мешает — так долой её!
Они раздевают друг друга, всё так же сидя лицом к лицу, — прервав поцелуй, отстранившись, и мучительно хочется вновь прильнуть телом к телу, кожей к коже. Тихий шелест ткани — его рубашка, её платье, шорох лент и застёжек — что за нелепица эти корсеты! Ловкие, нежные пальцы в волосах — шпильки, тонко звеня, падают на пол, мягкая волна ложится на плечи. Елена вскидывает руки — будто для молитвы, — сорочка щекочет грудь и спину, и становится почти холодно. Ненадолго — Рокэ притягивает к себе, обжигает поцелуями плечо, ключицу, шею.
Уверенные, требовательные ладони на талии, нежданный рывок — и Елена оказывается у Рокэ на коленях, прижимается спиной к его груди. Повернуть голову, дождаться прикосновения его губ — вздох за вздохом в унисон, мысли путаются, сплетаются пальцы, лежащая где-то невозможно далеко гитара вновь поёт — разве нет? Мелодия и не думает стихать — дрожит и смеётся в горячем воздухе, опаляет аккордами, сливается с отчаянным перестуком двух сердец…
Они уже не сидят — лежат на боку, опираясь на локти, нога Елены — на бедре Рокэ. И не сдержаться дольше — только слиться воедино, лихорадочно зазвучать в ночи разделённым на двоих наслаждением.
Несколько минут — целую вечность! — назад она так жаждала оказаться на месте гитары, и вот оказалась: ладным инструментом, радостно подчиняющимся мастеру — умелому и опытному. Ласки сводят с ума: и толчки внутри задают ритм, и горячими ладонями — по обнажённому телу, по такой чувствительной сейчас коже — как по струнам, в такт хриплому дыханию и стонам, которые не сдержать, сколько ни прикусывай губы. Нота за нотой безумной мелодии страсти — быстрыми, почти невесомыми, невыносимо нежными прикосновениями к груди, животу, бёдрам, и эти прикосновения хочется вернуть с лихвой, но сейчас никак не дотянуться — и Елена может лишь поймать его руку, прижать к губам, ласкать языком истомлённые музыкой пальцы — пока упоительная судорога не выкрутит тела в самом сокровенном на свете дуэте…
Тёмный лак гитары отражает пламя, бушующее в камине, превращая инструмент в маленькое подобие Заката. Рокэ лениво перебирает струны — Елена, прикрыв глаза, лежит рядом. Изящная мелодия, светлая и солнечная, журчит едва слышно — пока.
— Ты споёшь мне ещё?
— Спою.