Большего бреда я ещё не писала

[Solah]

В сущности, это сонг-фик. На «Страшную сказку» Канцлера. Ассоциация героев песни с персонажами книг — Евина, а меня этой ассоциацией разнесло на мелкие кусочки и собрало вновь лишь тогда, когда я написала. Мне не стыдно — о нет, иначе б не выложила, — но та-а-ак странно.

Название: «Странная сказка»
Автор: Сола
Фэндом: «Отблески Этерны»
Категория: джен
Жанр: мистика
Персонажи: Рокэ, Ричард, Мирабелла, Штанцлер, Катарина
Рейтинг: PG
Размер: мини
Статус: закончен
Дисклеймер: персонажи принадлежат В.В. Камше, остальные копирайты — в начале поста.
Примечание: в подарок Evangelaina.

«Странная сказка»

Полная луна зло сияет в зимнем небе — огромная, гнилая и страшная. Луна всё видит, всё слышит, всё знает — пронзает стены, двери и окна холодным зелёным взглядом. Заметённый снегом город застыл, оцепенел от отвратительного лунного яда: зябко жмутся друг к другу дома, глухо стонут обледенелые камни мостовых, мелко дрожит от бессильного гнева воздух, затухают едва затеплившиеся огни в каминах. Люди, словно в горячке, мечутся в своих постелях, не в силах вырваться из объятий душащих их кошмаров.

В городе не спят лишь крысы — лоснятся серые шкурки, скребутся острые коготки, тонкий писк и едва слышное шебуршание сливаются в единый оглушительный оркестр. Крысы истомились от четырёхсотлетнего безделья — они предвкушают охоту. Большую, восхитительную, незабываемую охоту.

А ещё не спит сказочник — у сказочника кожа белая, как свежевыпавший снег, чёрные волосы — как покров летней ночи, и звёздные синие глаза — глаза, что куда ярче зелёной лунной отравы. Сказочник склонился над исчёрканной бумагой — перо уверенно летит по ней, даря жизнь тёмным завитушкам, и те постепенно превращаются в сонную, смутную, странную сказку…

Герой — встрёпанный сероглазый мальчишка, застенчивый и любопытный, диковатый и упрямый, непозволительно наивный, по-детски жестокий. Мальчишка бьётся и задыхается в огромном, промозглом сером доме. Мальчишка не один — ему есть кого защищать, но он может слишком, слишком мало. Мальчишке пусто и холодно — и он так хочет верить, что нельзя иначе, что всё вокруг честно, и правильно, и справедливо. Он учится верить — учится долго, мучительно, страшно — и верит в конце концов, и покоряется проклятию серой, пыльной женщины, что только притворяется живой.

Женщина — королева. Никто не видит её короны — та сделана из мелких, иссохших косточек, украшена крошечными мёртвыми глазками, присыпана бесцветным крошевом, больно и безжалостно сдавливает виски — королева терпит, королева гордится, королеве не нужно ничего иного. У королевы не бьётся сердце — оно давно и непоправимо разбито, и каждый его осколочек до сих пор навязчиво ноет в груди.

Королева щерит зубы — она ненавидит, страстно и самозабвенно ненавидит тот огромный, упивающийся своей свободой мир, что живёт и дышит за ветхими стенами её чудовищного дворца. Она злится, злится до исступления — каждый день, каждый миг, ведь она больше не может любить. Она жаждет заполонить мир склизкой отравой злобы и тоски — и гонит прочь из дворца проклятого сероглазого мальчишку.

Мальчишка не хочет ненавидеть, он хочет жить, и любить, и смеяться. Он и любит — у его принцессы глаза голубые, как ясное небо, голос тихий и нежный, она вся такая невозможно хрупкая, тронь — разобьётся, разлетится, оцарапает фарфором кожи, хрусталём сердца. Принцесса боится, принцесса предчувствует злое и страшное, принцесса лжёт — как дышит, принцесса рядом — и так далеко, не прикоснёшься, не обнимешь, не поцелуешь, даже во сне не увидишь. Принцесса утопает в шелках и перламутре, а грезит об окровавленных южных маках.

Мальчишка ненавидеть не умеет, и его принцесса не умела когда-то, а потом вот научилась — жестокого и равнодушного короля, что много лет держит её в шёлковом и перламутровом плену. Он дёргает за тонкие, едва заметные ниточки — и она послушно двигается, танцует, поёт, смеётся, плачет, забывает себя, забывает других, забывает любовь, одни только маки забыть не может. Она вязнет в липкой паутине лжи, тонет в сонном озере безнадёжности — и тянет за собой слепо влюблённого в неё мальчишку. А король всё смеётся, смеётся — сухо, хрипло, как опилки под острыми каблуками хрустят.

Мальчишку учат нарушать клятвы, лгать другим, лгать себе — он противится, одна любовь тянет к обманчивому свету, вторая — в затхлое крысиное царство, третья — к свету истинному, к прекрасным синим звёздам. Мальчишка должен предать — любовь во имя иной любви, самого себя — ради благоденствия обнаглевшего крысиного племени, мальчишка надевает кровавое кольцо — золото обнимает палец, не отпускает, иссушает, камни переливаются, камни мигают тревожно, камни жаждут, чтобы погасли синие звёзды, — по велению крыс и их короля…

Сказка — страшная, душная, пыльная — бледным песком сыплется из-под испятнанных чернилами пальцев, синеглазый сказочник ненавидит её, боль монотонно и непрекращаемо стучит в виски, а за окном беснуется лунная зелень, льнёт к заиндевевшим ставням мертвенный вихрь, крысы сумрачным потоком растекаются по беззащитным улицам, крысы ещё не хозяева, но вот-вот станут ими. Крысы так долго ждали — столько дней, зим, столетий, — и теперь они никогда не простят, ни за что не забудут.

Король надсадно хохочет, королева тенью скользит по дворцу, принцесса отчаянно бьётся в паутине, мальчишка обезумевшим взглядом смотрит на предательски-алые камни. Сказочник, в немыслимой муке скорчившись над столом, с силой прижимает к вискам окровавленные пальцы.

Сказочник не вправе хотеть… Нет, единственный раз — вправе!

Острое и злое сияние синих звёзд — кровь и чернила струятся по последнему листу рукописи, чистая снежная пелена на миг взлетает к полночному небу и обрушивается на осквернённую землю, сметая с обессилевших камней тошнотворные серые полчища. Стремительно тает лунная зелень, город стряхивает с себя колдовское оцепенение, измученные кошмарами люди засыпают наконец спокойно. Тихая, морозная зимняя ночь неотвратимо становится сама собой.

Неслучившееся предательство ядовитой каплей летит в фонтан, сероглазый мальчишка вздрагивает изумлённо и с облегчением, фарфоровая принцесса разрывает омерзительные путы, рыдает под осыпающимися сводами крысиная королева, пронзительно визжит и бьётся в агонии крысиный король. Сказочник исступлённо хохочет и зашвыривает в дальний угол кабинета окровавленное перо.